Через тринадцать часов
- …так же. Поэтому, боюсь, вы опять срубите зал под корень, да, Том? – Дэвид хлопнул меня по плечу. Я кивнул: почти заснул, блин, зачем же так драться, а? – Кстати!.. Что ты там, Билл, насчет песни говорил?..
Я оживился.
- Мы с Томом на досуге баловались, - усмехнулся брат. – По-моему, это круто… вот так вот скромно – круто!..
- Ну-ка!..
- Ща, я гитару возьму, - я выбежал из холла, чуть не споткнувшись о вытянутые ноги Георга.
Вернувшись, я заметил, что Билл чуть потерял хорошего настроения. Ё-мое! Меня минуту не было – что же случилось?..
Я вопросительно взглянул на него, но брат лишь покачал головой и кивнул на кресло:
- Давай…
Продолжая ничего не понимать, я сел и стал тихо наигрывать, настраивая рабочий аппарат. Билл достал листок с песней, которую он уже успел вогнать в компьютер и распечатать.
- ОК, - я кивнул брату и начал играть.
- Раз… секунда… два… забыли.
Не вернуть – мы погубили
Наш блудный мирок среди пустыни,
Так сейчас и навсегда отныне.

Миг… секунда… бег… споткнулись.
Не подняться – мы коснулись
Разных стен, когда прос…
- Стоп!.. – Девид махнул рукой. – Это ты, Билл, написал???
- Ну… да… - Билл явно не знал – покраснеть от скромности или от позора…
Я тоже замер, наблюдая за продюсером. Девид скривился:
- Нет. Я говорю этому нет! Это не звучит, как Tokio Hotel! Нам этого не нужно!..
- Но… - Билл был сражен такой категоричностью. – Я не понимаю… Я знаю, можно еще поработать над этим… Но, Девид, ты даже не дослушал!..
- А для чего? Том, что-то ты уж очень экстримально подошел к музыке… Билл, ты вообще с ума сошел! Мы же говорили с тобой по этому поводу…
- Я помню, но… - в голосе брата была обида.
- Все! Если хотите, мы поднимем эту тему в студии осенью, а пока… работаем по плану. ОК?..
У Девида в кармане зазвонил телефон.
- Да? О, здорово… - продюсер посмотрел на часы. - …д-да… Да, через двадцать минут. ОК! Договорились…
Он сложил телефон:
- Так. Насчет этой песни – мы поговорим позже. Это не безнадежно… здесь есть идеи хорошие, но не для сегодняшнего дня, договорились?.. Мне пора. Увидимся завтра утром!..
Девид подобрал сумку, вывел Ханса, сказал ему что-то, и мужчины, закрыв двери, оставили нас вчетвером.
У меня в голове звенело. Пусто как-то… Я ничего не чувствовал: ни обиды, ни недоумения, ни какой-то дискриминации… ничего… А вот Билл, похоже, испытывал все эти чувства одновременно. Он вскочил из кресла:
- Не понимаю!.. Нет, ну надо же… «Экстримально»!.. Фу! Он даже до конца не дослушал! Что-то в последнее время он нас зажимает… фффы!..
- А я сразу сказал, что слова уж слишком… Ну, попроще бы… Девиду, пожалуй, это сейчас и нужно… что-то простое, - предположил Гус.
- Да нормальные слова, и музыка с самого начала мне понравилась! Я даже уже подумал, как мне вступить сначала, - Георг был раздражен. – Просто у Девида реально надо спросить, что мы тут делаем: играем или просто стабильно зарабатываем ему деньги…
- Я тоже отчего-то стал об этом задумываться. Я его уважаю и благодарен ему безмерно, но мы ведь тоже… тоже… Ффф! Это давление, оно меня убивает! – Билл рухнул в кресло. Я внимательно посмотрел на брата и вспомнил, что ему, действительно, достается. Настроение упало. Билл вдруг взглянул на меня: - А ты?!
- ???
- Ты что ничего против не имеешь? Ты что просто вот так можешь слушать такое об этой песне?..
- Пожалуй, я даже рад, - вымолвил я. – Здорово, если это останется только между нами, Билл…
Брат не знал, что ответить.
Наш с ним мирок… наша с ним вселенная хранила много тайн друг о друге. Некоторые из этих секретов были доступны самым близким родственникам и друзьям, но большинство – доверено только нам, друг другу. И не оттого, что это как-то скомпрометировало бы кого-то из нас, а оттого, что чаще этого нельзя было объяснить популярными способами. Я никогда сам не понимал, как чувствую брата, а уж объяснить это кому-то – увольте… С Биллом та же история. Мы с ним связаны и чувствуем друг друга очень-очень чутко, реагируем абсолютно на все: на мимолетный приступ физической боли, на скромную и зажатую радость, самое запутанное душевное расстройство… Вот только объяснить мы это не в силах.
Лишь иногда, кажется, мы способны говорить друг о друге больше, чем просто слова. Песни очень помогают. Это части наших душ… души, разделенной на двоих. Неописуемое чувство, если у нас получается песня, способная говорить о глубоком, самом важном – это по круче даже самых откровенных откровений!..
Эта песня получилась такой. Непонятная, запутанная… экстримальная, как сказал Девид, в музыке… Но это то, что было в нашем мирке. И пусть большая часть эмоций принадлежала мне, Билл не мог на это не отреагировать. Отреагировал он словами на мою музыку, и получилось маленькое письмо от той, первоначальной души, разделенной на двоих, которая рассказывает о том, что на самом деле твориться в ней. Эту песню не поймут… или поймут, но только очень и очень чуткие люди, которые действительно слушают… да и то – поймут по-своему, со своей стороны….
Песня о моем чувстве. Чувстве, существование которого я ставлю под сомнение до сих пор, ведь сохранить его у меня не получилось, а шанса возродить его может и не представиться – это же жизнь.
Это действительный компромат! Хех, да… Даже себе я объяснить это не в состоянии. Об этом мне было предпочтительней молчать. Молчание иногда может сказать больше, чем что-то другое… Анна бы меня сейчас безмолвно поняла, как, пожалуй, и брат…
- Хорошо, - проговорил Билл, смотря мне в глаза. – Нужно дать этому отдохнуть… Потом поговорим, когда остынет…
- Договорились, - вяло усмехнулся я. Задумчивость, кажется, прошла: - Эээхх! Как же я не люблю самолеты… Усталость смертельная, тут бы и заснул! Вот только в душ надо…
Я встал из кресла и направился в коридор.
- Спокойной ночи, парни! – не оборачиваясь, я помахал им рукой.
- Давай… - попрощался негромко Гус.